Остров крым в каком году написан. Василий Аксенов.Остров Крым. Это придумал Аксёнов. Что из пророчеств «Острова Крым» сбылось за год

Остров Крым - роман Василия Аксенова.

История создания

О романе Василия Аксенова «Остров Крым» по сию пору не утихают споры, к какому жанру отнести это произведение - то ли это фантастика в ее чистом виде, то ли это политическая сатира, то ли это первое и второе вместе взятое.

Есть и другие варианты, но они, скорее всего, не более чем экзотические предположения досужих окололитературных фигур. Роман был написан в 1979 году. По фабуле этот роман - альтернативная история - что было бы, если бы…

Вначале роман был издан в 1981 году в США, а в 1990 году - в СССР.В 1977 году умерла мать Аксенова - Евгения Гинзбург. И этот роман писатель посвятил ее памяти.

Сюжет

Отправная точка романа - это предположение о том, что полуостров Крым - никакой не полуостров, а самый, что ни на есть, настоящий, полноценный остров в Черном море. Вроде бы, не очень существенная деталь, но именно она сыграла главную роль во время Гражданской войны в России. Именно этот момент и стал ключевым в «альтернативной истории» Крыма. Немногочисленные, изможденные войной отряды белогвардейцев, которых преследует Красная Армия, отступают на остров Крым.

Они ничего не могут противопоставить превосходящим силам большевиков, на всем острове Крым нет ничего, что могло бы помочь им защититься, спастись. И большевики начинают свое решительное наступление по льду пролива, отделяющего остров от материка. И в этот момент на сцену выходит Его Величество - Случай. Случай, какие во множестве встречаются в истории. Случай, предвидеть который не могли ни белогвардейцы, ни большевики.

Офицер одного из военных кораблей английского флота от нечего делать дал приказ произвести несколько выстрелов из корабельного орудия. И эти выстрелы определили дальнейшую судьбу острова Крым. Лед под ногами наступающих большевиков оказался настолько хрупким, что мог стать губительным для них. Наступление пришлось прервать и это стало поражением Советов. И не просто поражением, а стратегическим. Потому что момент для победоносного наступления был упущен, а белогвардейцы получили передышку, во время которой они сумели собраться с силами и превратить остров Крым в неприступную крепость.

Со временем Крым, получив помощь и поддержку западных государств, начинает крепнуть, развиваться и процветать, несмотря на небольшую территорию и очень ограниченные природные ресурсы. Он становится как бы государством в государстве - не поглощенным Советской Россией, а изолированным русским государством, живущим своей жизнью, которая разительно отличалась в лучшую сторону от жизни на материке. Получились, как бы две соседствующие России, живущие в состоянии вооруженного до зубов нейтралитета.

В Крыму создается профессиональная армия, быстро развивается промышленность, создаются и обустраиваются лучшие курорты в Европе. Крым превращается в богатую, процветающую страну. А люди, населяющие ее - русские и крымские татары - вобрали в себя все лучшее… Богатый дворянин Андрей Лучников (главный герой романа) задумался на «Идеей Общей Судьбы».

Суть этой идеи, ее красная нить в том, что СССР и остров Крым - это единое государство. И у них общая судьба. Поэтому эти два государства должны быть объединены. Лучников, одержимый этой идеей, становится лидером движения «Союз общей судьбы». Это движение побеждает на выборах и просит Верховный Совет СССР включить Крым в состав Советского Союза. В Крым входят советские войска. Многи герои романа трагически гибнут. Лучников же остался в живых и, будучи на похоронах близких ему людей, осознает, что совершил непоправимую ошибку.

Вместо послесловия

Роман читается достаточно легко, но перенасыщен ненормативной лексикой, порою очень грубой, а также чересчур натуралистичным описанием интимных сцен, что не всегда оправдано, но было, вероятно, просто данью тогдашней моде.

Василий Аксенов.
Остров Крым

Памяти моей матери Евгении Гинзбург

Глава 1.
Приступ молодости

Всякий знает в центре Симферополя, среди его сумасшедших архитектурных экспрессии, дерзкий в своей простоте, похожий на очиненный карандаш небоскреб газеты «Русский Курьер». К началу нашего повествования, на исходе довольно сумбурной редакционной ночи, весной, в конце текущего десятилетия или в начале будущего (зависит от времени выхода книги) мы видим издателя-редактора этой газеты 46-летнего Андрея Арсениевича Лучникова в его личных апартаментах, на «верхотуре». Этим советским словечком холостяк Лучников с удовольствием именовал свой плейбойский пентхауз.

Лучников лежал на ковре в йоговской позе абсолютного покоя, пытаясь вообразить себя перышком, облачком, чтобы затем и вообще как бы отлететь от своего 80-килограммового тела, но ничего не получалось, в голове вес время прокручивалась редакционная шелуха, в частности невразумительные сообщения из Западной Африки, поступающие на телетайпы ЮПИ и РТА: то ли марксистские племена опять ринулись на Шабу, то ли, наоборот, команда европейских головорезов атаковала Луанду. Полночи возились с этой дребеденью, звонили собкору в Айвори, но ничего толком не выяснили, и пришлось сдать в набор невразумительное: «по неопределенным сообщениям, поступающим из…»

Тут еще последовал совершенно неожиданный звонок личного характера: отец Андрея Арсениевича просил его приехать и непременно сегодня.

Лучников понял, что медитации не получится, поднялся с ковра и стал бриться, глядя, как солнце в соответствии с законами современной архитектуры располагает утренние тени и полосы света по пейзажу Симфи.

Когда-то был ведь заштатный городишко, лежащий на унылых серых холмах, но после экономического бума ранних сороковых Городская Управа объявила Симферополь полем соревнования самых смелых архитекторов мира, и вот теперь столица Крыма может поразить любое туристическое воображение.

Площадь Барона, несмотря на ранний час, была забита богатыми автомобилями. Уик-энд, сообразил Лучников и стал тогда активно «включаться» на своем «питере-турбо», подрезать носы, гулять из ряда в ряд, пока не влетел в привычную улочку, по которой обычно пробирался к Подземному Узлу, привычно остановился перед светофором и привычно перекрестился. Тут вдруг его обожгло непривычное: на что перекрестился? Привычной старой Церкви Всех Святых в Земле Российской Воссиявших больше не было в конце улочки, на се месте некая овальная сфера. На светофор, значит, перекрестился, ублюдок? Совсем я зашорился со своей Идеей, со своей газетой, отца Леонида уже год не посещал, крещусь на светофоры.

Эта его привычка класть кресты при виде православных маковок здорово забавляла новых друзей в Москве, а самый умный друг Марлен Кузенков даже увещевал его: Андрей, ведь ты почти марксист, но даже и не с марксистской, с чисто экзистенциальной точки зрения смешно употреблять эти наивные символы. Лучников в ответ только ухмылялся и всякий раз, увидев золотой крест в небе, быстренько, как бы формально отмахивал знамение. Он-то как раз казнил себя за формальность, за суетность своей жизни, за удаление от Храма, и вот теперь ужаснулся тому, что перекрестился просто-напросто на светофор.

Мутная изжога, перегар газетной ночи, поднялась в душе. Симфи даже ностальгии не оставляет на своей территории. Переключили свет, и через минуту Лучников понял, что овальная, пронизанная светом сфера - это и есть теперь Церковь Всех Святых в Земле Российской Воссиявших, последний шедевр архитектора Уго Ван Плюса.

Автомобильное стадо вместе с лучниковским «питером» стало втягиваться в Подземный Узел, сплетение туннелей, огромную развязку, прокрутившись по которой, машины на большой скорости выскакивают в нужных местах Крымской системы фриуэев. По идее, подземное движение устроено так, что машины набирают все большую скорость и выносятся на горбы магистралей, держа стрелки уже на второй половине спидометров. Однако идею эту с каждым годом осуществить становилось труднее, особенно во время уик-эндов. Скорость в устье туннеля была не столь высока, чтобы нельзя было прочесть аршинные буквы на бетонной стенке ворот. Этим пользовались молодежные организации столицы, Они спускали на канатах своих активистов, и те писали яркими красками лозунги их групп, рисовали символы и карикатуры. Зубры в Городской Думе требовали «обуздать мерзавцев», но либеральные силы, не без участия, конечно, лучниковской газеты, взяли верх, и с тех пор сорокаметровые бетонные стоны на выездах из Узла, измазанные сверху донизу всеми красками спектра, считаются даже чем-то вроде достопримечательностей столицы, чуть ли не витринами островной демократии, Впрочем, а Крыму любая стенка - это витрина демократии.

Сейчас, выкатываясь из Восточных ворот, Лучников с усмешкой наблюдал за трудом юного энтузиаста, который висел паучком на середине стены и завершал огромный лозунг:

Коммунизм - светлое будущее всего человечества

перекрывая красной краской многоцветные откровения вчерашнего дня. На заду паренька на выцветших джинсах красовался сверкающий знак «Серп и Молот». Временами он бросал вниз, в автомобильную реку, какие-то пакетики-хлопушки, которые взрывались в воздухе, опадая агитационным конфетти.

Лучников посмотрел по сторонам, Большинство водителей и пассажиров не обращали на энтузиаста никакого внимания, только через два ряда слева из каравана-фольксвагена махали платками и делали снимки явно хмельные британские туристы, да справа рядом в роскошном сверкающем «руссо-балте» хмурил брови пожилой врэвакуант.

Странные ощущения возникают, когда открываешь эти страницы.
Во-первых, конечно окунаешься в имя, которое неразрывно связано с шестидесятыми теперь уже прошлого века. И эти шестидесятые возникают и не отпускают не потому, что столько сказано и написано, вроде как о декабристах ХХ века, заложивших чего-то там, что ожило и ярко разбросало свои плоды в начале девяностых, но главным образом потому, что сам был там, в этих шестидесятых, и хоть лично ничего такого не закладывал и не вспомнит никто, кроме самых близких друзей, те студенческие и первые трудовые, и вальс Мендельсона, и танец молодых под «Ночью, в узких улочках Риги...», но имя Василия Аксёнова именно оттуда, из его «Звёздного билета», с наивным и страстным ожиданием и у него, и у себя самого: невозможных свершений, чуда жизни и чего-то очень тонкого и святого, что ничуть не погибло и даёт плоды.
Скажете: «Поздновато!» - а ещё спросите: «А где плоды?» И будете правы. И поздновато. И плоды совсем не похожи на нечто съедобное и ожидаемое тогда. Поэтому и переходим к: «А во-вторых...».
Во-вторых, это очень важно! Если уж сказал «Во-первых», то «Во -вторых» должно быть обязательно, иначе будешь уличён в безграмотности и непоследовательности, а в этом конкретном случае, когда даже в названии заявлена попытка человека, совсем не осознавшего необходимость проникнуться и примкнуть, ещё не отмеченного всем необходимым, чтобы иметь право... , и кроме того, естественно для него: не члена, не участника, безлиткорочного и даже не … , то уж будь любезен - соблюдай хоть что-нибудь.
Итак, во-вторых.
А во-вторых началось давно, в те годы, когда ещё не возникла мода на подписные и можно было без особой очереди в магазине на улице Кинга заказать Пушкина, Маяковского, Толстого, который Лев, и второго, который Красный Граф. Ну, и так далее. Когда ещё без разнарядки и партийной прессы в приложении (вернее считалось, что всё, кроме партийной прессы - это так уж и быть) можно было... Вот мы и оформили с женой, а потом многократно повторяли подписку на тот самый журнал с названием возраста, в котором пребывать не надоест никогда - на журнал «Юность». Годовые подшивки читались, иногда по диагонали, а потом пылились в диванах и на антресолях.
Я не знаю, почему я открыл несколько дней назад этот не читанный номер 1 за 1990 год. Может быть именно потому, что человека уж нет, но он написал нечто, что должно быть прочитано. Мной прочитано. И не потому именно мной, что я такой уж замечательно умный, а потому, что это нужно именно мне, и именно, чтобы осознать. Осознать хоть что-то в этом мире и в себе.

Василий Аксёнов «Остров Крым», журнал «Юность», номера с января по май 1990 года.
Я не помню, почему перестал тогда читать журнал «Юность». Наверно в связи с тем, что реальные события жизни тогда были намного более фантастическими и ошарашивающими, чем любая проза о прошлом или будущем. Да и впечатление от прочитанного было бы тогда совершенно другим. Ну, что я почерпнул бы тогда, если бы прочитал роман? То, что жизнь на западе более свободна и обеспечена, чем в Союзе.? Что наши руководители не видят ничего, кроме своих догм? Что народ зашорен и пытается удержать сам уверенность в завтрашнем дне без достатка и громкой правды? Что есть вот такая раскованная половая страсть, перемежающаяся с распущенностью? Что мир меняется и лишь Портреты пытаются вставить тормозные башмаки под колёса мчащегося Локомотива Истории и Прогресса?
И какие выводы сделал бы для себя? Что надо ускорить крах этого государства, якобы рабочих и крестьян? Наверно так. Хотя, скорее всего не убедил бы себя в последнем тезисе, а старался бы, вслед за Генеральной тогдашней Линией, думать о том, что хорошо бы заменить звериный оскал человеческим лицом. Естественно, это всё теоретически, потому что ни сил, ни воли не хватило бы взять в руки нечто и встать в одну шеренгу... Вот тут интересно, в какую такую шеренгу понесло бы меня чисто теоретически встать вдали от Первопрестольной и даже Второй Столицы? Пустое. Маниловские предположения.
А если говорить по сути, то ещё раз посудачил бы с друзьями на кухне о наших Портретах, бестолковости, о «хорошо у Них», проглотил бы слюну на пикантных описаниях и... И это всё. Как же замечательно, что я не прочитал этот роман тогда. Потому что этот роман совсем о другом. И для того, чтобы прочувствовать и понять это, надо было услышать прошамканные слова Первым Лицом на открытии Олимпиады в Москве, узнать про грузы двести из Афгана, увидеть бегающие глаза и трясущиеся руки Вице Президента Советского Союза, посмотреть в прямом эфире, как рушатся башни Всемирного Торгового Центра, как вешают Саддама за то оружие, которого у него не было, узнать про ужас Чечни и Ирака, увидеть, как на терминале Чикаго обыскивают только людей со специфическим цветом кожи, увидеть горящие города Европы и руки Высоких Лиц за штурвалами боевых самолётов, узнать, что сам являешься оккупантом и ещё многое чего, с избытком содержащемся в потоке сегодняшних жёлтых, красных, чёрных, зелёных и другого цвета листочках и сообщениях СМИ. Надо было поработать в том числе в могучей мировой корпорации, а потом в единый миг лишиться всего.
Господа! Дамы и барышни! Товарищи и коллеги! Почитайте этот роман, ведь он совсем не про тогда, хоть даже может быть и сам Василий Аксёнов думал, что про тогда. Он про сегодня, про тот день, когда произошло наоборот, когда Остров Крым проглотил Великий и Могучий. Совсем не подавился, проглотив. Правда внутри его нечто булькает, как в том смешном мультике, когда и Медведь и Лиса, и другие робяты глотают поющего песенку, а потом поют её сами фальшиво и безумно. Лично во мне тоже звучит эта песенка нового монстра, некоего симбиоза Острова и Союза, в котором Остров постепенно исчезает, а могучий Союз, размерами с Шарик, совсем неважно под какими знамёнами и ведомый какими Портретами, уверено мчит Локомотив Истории и Прогресса туда, куда никто не хочет по правде, но другого пути уже нет. Или всё же есть?
Точно так, как в романе, уплывает лишь лодочка к неизведанным берегам, а Некто сверху может быть думает, а не шарахнуть ли и по ней?
Или может быть роман совсем не об этом?
Извините, Василий Павлович, за такую вольную интерпретацию Вашего романа. Может быть Вы и об этом думали, или что-то не очень далёкое от моих слов имели ввиду? Теперь Вы уже не ответите. Светлая Вам память. Память писателю. А писатель - это ведь далеко не только тот, и вообще не тот, кто удостоен, грамотно излагает и в кругу. Не так ли, Василий Павлович? Писатель ведь наверно что-то знает такое, что может и самому ему непонятно, но излагает без оглядки на, и без видимой личной пользы.

Сергей Эсте

Рецензии

Здравствуйте, Сергей.
Странное чувство, но с уходом Аксенова, который для меня был очень неоднозначен, появилось ощущение, что ушел последний русский классик.
Я помню то нетерпение, с которым ждали очередную "Юность" в 90-е с его "Островом Крым".
Знаете, мне кажется,что Аксенов раньше других почувствовал главное:
"сюр",непредсказуемость и нелепость времени, в которое тогда мы только
"вступали",абсурдность 21-го века,т.с. первый оценивающий взгляд в будущее.
Спасибо, Сергей.
С уважением,

Спасибо, Ирина, что высказались по поводу моей работы.
Что же касается классиков русских, то мне видится, что русские классики никуда не деваются, взамен ушедших появляются новые. Всегда появляются, во все времена. Что с того, что ни Вы ни я не в состоянии назвать следующих имён? Это совсем не говорит, что они не появятся, или может быть уже появились, но невидимками пока. Как там было? "К лицу лицом..." В своём отечестве с пророками тоже не совсем... Причём, это не только про Русь.
Да, Вы правы, неоднозначен Аксёнов. И в "Острове Крым" абсолютно однозначно читаются моменты, которые вставлены Василием Аксёновым "для продаваемости", в угоду вкусам и пристрастиям широкого круга читателей (скажем так, обтекаемо). Но это не умаляет того, что Аксёнов учуял и сказал.
А нам бы научиться если и не чуять самим что-то в атмосфере Королевства Датского, коим вся наша старушка Земля становится, то хотя бы внимательно вглядываться в мазки тех, кому это дано. На всякий случай, чтобы жизнь не прекращалась. Чтобы не всё равно, потоп после или нет.
С уважением,

В. П. Аксёнов

ОСТРОВ КРЫМ

ПАМЯТИ МОЕЙ МАТЕРИ ЕВГЕНИИ ГИНЗБУРГ

I. Приступ молодости

Всякий знает в центре Симферополя, среди его сумасшедших архитектурных экспрессии, дерзкий в своей простоте, похожий на очинённый карандаш, небоскреб газеты «Русский Курьер». К началу нашего повествования, на исходе довольно сумбурной редакционной ночи, весной, в конце текущего десятилетия или в начале будущего (зависит от времени выхода книги) мы видим издателя-редактора этой газеты 46-летнего Андрея Арсениевича Лучникова в его личных апартаментах, на «верхотуре». Этим советским словечком холостяк Лучников с удовольствием именовал свой плейбойский пентхауз.

Лучников лежал на ковре в йоговской позе абсолютного покоя, пытаясь вообразить себя перышком, облачком, чтобы затем и вообще как бы отлететь от своего 80-килограммового тела, но ничего не получалось, в голове все время прокручивалась редакционная шелуха, в частности невразумительные сообщения из Западной Африки, поступающие на телетайпы ЮПИ и РТА: то ли марксистские племена опять ринулись на Шабу, то ли, наоборот, команда европейских головорезов атаковала Луанду. Полночи возились с этой дребеденью, звонили собкору в Айвори, но ничего толком не выяснили, и пришлось сдать в набор невразумительное: «по неопределенным сообщениям, поступающим из…»

Площадь Барона, несмотря на ранний час, была забита богатыми автомобилями. Уик-энд, сообразил Лучников и стал тогда активно «включаться» на своем «Питере-турбо», подрезать носы, гулять из ряда в ряд, пока не влетел в привычную улочку, по которой обычно пробирался к Подземному Узлу, привычно остановился перед светофором и привычно перекрестился. Тут вдруг его обожгло непривычное: на что перекрестился? Привычной старой Церкви Всех Святых в Земле Российской Воссиявших больше не было в конце улочки, на ее месте некая овальная сфера. На светофор, значит, перекрестился, ублюдок? Соврем я зашорился со своей Идеей, со своей газетой, отца Леонида уже год не посещал, крещусь на светофоры.

Автомобильное стадо вместе с лучниковским «Питером» стало втягиваться в Подземный Узел, сплетение туннелей, огромную развязку, прокрутившись по которой, машины на большой скорости выскакивают в нужных местах Крымской системы фриуэев. По идее, подземное движение устроено так, что машины набирают все большую скорость и выносятся на горбы магистралей, держа стрелки, уже на второй половине спидометров. Однако идею эту с каждым годом осуществить становилось труднее, особенно во время уик-эндов. Скорость в устье туннеля была не столь высока, чтобы нельзя было прочесть аршинные буквы на бетонной стенке ворот. Этим пользовались молодежные организации столицы. Они спускали на канатах своих активистов, и те писали яркими красками лозунги их групп, рисовали символы и карикатуры. Зубры в Городской Думе требовали «обуздать мерзавцев», но либеральные силы, не без участия, конечно, лучниковской газеты, взяли верх, и с тех пор сорокаметровые бетонные стены на выездах из Узла, измазанные сверху донизу всеми красками спектра, считаются даже чем-то вроде достопримечательностей столицы, чуть ли не витринами островной демократии. Впрочем, в Крыму любая стенка - это витрина демократии.

Сейчас, выкатываясь из Восточных ворот, Лучников с усмешкой наблюдал за трудом юного энтузиаста, который висел паучком на середине стены и завершал огромный лозунг КОММУНИЗМ - СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, перекрывая красной краской многоцветные откровения вчерашнего дня. На заду паренька на выцветших джинсах красовался сверкающий знак «Серп и Молот». Временами он бросал вниз, в автомобильную реку, какие-то пакетики-хлопушки, которые взрывались в воздухе, опадая агитационным конфетти.

Лучников посмотрел по сторонам. Большинство водителей и пассажиров не обращали на энтузиаста никакого внимания, только через два ряда слева из «каравана-Фольксвагена» махали платками и делали снимки явно хмельные британские туристы, да справа рядом в роскошном сверкающем «Руссо-Балте» хмурил брови пожилой врэвакуант.

Вылощенный, полный собственного достоинства «мастодонт» чуть повернул голову назад и что-то сказал своим пассажирам. Две «мастодонтихи» поднялись из мягчайших кожаных глубин «Руссо-Балта» и посмотрели в окно. Пожилая дама и молодая, обе красавицы, не без интереса, прищуренными глазами взирали - но не на паучка в небе, - на Лучникова. Белогвардейская сволочь. Наверное, узнали: позавчера я был на TV. Впрочем, все врэвакуанты так или иначе знают друг друга. Должно быть, эти две сучки сейчас обсуждают, где они меня могли встретить - на вторниках у Беклемишевых, или на четвергах у Оболенских, или на пятницах у Нессельроде…

Стекла в «Руссо-Балте» поползли вниз.

Здравствуйте, Андрей Арсениевич!

Медам! - восторженно приветствовал попутчиц Лучников. - Исключительно рад! Вы замечательно выглядите! Едете для гольфа? Между прочим, как здоровье генерала?

Любого врэвакуанта можно смело спрашивать «между прочим, как здоровье генерала»: у каждого из них есть какой-нибудь одряхлевший генерал в родственниках.

Вы, должно быть, не узнали нас, Андрей Арсениевич, - мягко сказала пожилая красавица, а молодая улыбнулась. - Мы Нессельроде.

Помилуйте, как я мог вас не узнать, - продолжал ёрничать Лучников. - Мы встречались на вторниках у Беклемишевых, на четвергах у Оболенских, на пятницах у Нессельроде…

Мы сами Нессельроде! - сказала пожилая красавица. - Это Лидочка Нессельроде, а я Варвара Александровна.

Понимаю, понимаю, - закивал Лучников. - Вы Нессельроде, и мы, конечно же, встречались на вторниках у Беклемишевых, на четвергах у Оболенских, на пятницах у Нессельроде, не так ли?

Диалог в стиле Ионеско, - сказала молодая Лидочка. Обе дамы очаровательно оскалились.

«Что это они так любезны со мной? Я им хамлю, а они не перестают улыбаться. Ах да, ведь в этом сезоне я жених. Левые взгляды не в счет, главное - я сейчас „жених из врэвакуантов. В наше время, милочка, это не так уж часто встретишь“».

Вы, должно быть, сейчас припустите на своем «Турбо»? - спросила Лидочка Александровна.

Йеп, мэм, - американский ответ Лучникова прозвучал весьма подозрительно для ушей русских дам.

Наш папочка предпочитает «Руссо-Балт», а значит, плавное, размеренное движение, не лишенное, однако, стремительности. - Лидочка Александровна пыталась удержаться в «стиле Ионеско».

Это сразу видно, - сказал Лучников.

Почему? - спросила Варвара Александровна. - Потому что он ваш политический оппонент?

«Он, оказывается, мой политический оппонент!»

Нет, сударыня, я сразу понял, что ваш папочка предпочитает «Руссо-Балт», когда я увидел его за рулем «Руссо-Балта».

Господин Нессельроде повернул голову и что-то сказал.

Михал Михалыч интересуется - как здоровье Арсения Николаевича? - Именно в таком виде Варвара Александровна вынесла на поверхность высказывание супруга.

«Остров Крым» — роман В.П. Аксенова. Впервые опубликован в США в 1981 г. Роман создавался в 1977—1979 гг. Идейно и тематически к нему примыкает другой роман того же писателя «Ожог» (1968-1975 гг.), напечатанный в том же издательстве годом ранее. Романы были опубликованы вскоре после эмиграции писателя в США. В России впервые был опубликован в журнале «Юность» (1990, № 1 —5). Первое издание в полной авторской редакции — в Москве в 1997 г.

В подзаголовке последнего издания стоит обозначение «боевик», но в действительности роман «Остров Крым» Аксенова представляет собой сложный жанрово-стилистический синтез, который связал воедино утопию, антиутопию, политический роман-памфлет, детектив, американский вестерн с элементами эротики и сатиры.

Действие происходит в 70-е гг. в свободной зоне Восточного Средиземноморья — в государстве Крым, созданном в результате поражения Красной Армии в 1920 г. В итоге многолетнего параллельного сосуществования Крым стал процветающим, правда, полупризнанным в мире государством с развитой экономикой и многопартийной демократической системой, Россия же превратилась в загнивающего бюрократического монстра, в государство, пропитанное постсталинистской психологией и беспросветной чиновничьей тупостью. Таким образом, Аксенов смоделировал альтернативную историю: что было бы, если бы история пошла иным путем. В этом случае и Россию не миновала бы участь многих других стран, расколовшихся на части с капиталистическим и социалистическим секторами — Германия, Корея, Китай, Вьетнам и др.

Осознавая ненормальность двойственного пути, по которому развивалась Россия, главный герой романа издатель влиятельной газеты Андрей Лучников создает организацию Союз Обшей Судьбы (СОС). Он один из немногих, кто верит в необходимость воссоединения. Понимая опасность уничтожения демократии, он верит в важность сохранения национального единства, но главное, в историческую миссию Крыма — завершить процесс разложения и окончательного развала коммунистического государства.

Лучниковым движет любовь к подлинной России, свободной от национализма и сепаратизма правых, от политических распрей, коммунистической деспотии. Но идея Общей Судьбы, синоним «третьего пути» в истории, оказывается неосуществимой утопией, она терпит крах, а поиски главным героем выхода из тупика приобретают трагический характер. Альтернатива истории «нейтрализуется», история возвращается к своей закономерной и печальной неизбежности. Остров Крым перестает существовать, раздавленный советским колоссом.

Роман «Остров Крым» Аксенова прочитывается не только как полуфантастическое повествование о «курьезном политико-историческо-географическом понятии», но и как развернутая метафора несостоявшегося индивидуального, авторского и общественного идеала, понимаемого как слияние несоединимого: свободы и счастья, мечты и реальности, экономического процветания и подлинно национальной культуры, патриотизма и космополитизма, настоящего и будущего.

Острота многих вопросов романа придает ему характер яркого социально-политического памфлета. Изображая жизнь в СССР, Аксенов не только развенчивает лицемерие партийно-государственной верхушки, порочность нравов и психологии политиканов, но не упускает возможности поиронизировать над диссидентским движением с его беспомощностью и наивностью. Вместе с тем, при всей безысходности картины России 70-х гг., в романе сохраняется романтическая надежда на перемены к лучшему.

Важнейшая особенность аксеновской прозы в целом и этого романа в частности — интенсивный игровой момент, проявляющийся в стиле, в речи героев, в характерах. В игровом ключе раскрываются взаимоотношения друзей, любовников, изображены западные реалии, предметы быта и т.д. Жители Крыма «вревакуанты» говорят на «смеси татарщины и русятины» с сильной долей американизмов, язык яки — «среднее между якши и о’кей». Словесная ткань насыщена также вульгаризмами, скабрезностями, создавая особый «аксеновский» конгломерат романтики и грубоватой иронии. Аксенов использует элементы детектива и вестерна также с явным ироническим оттенком: мотивы покушения, сцены бегства, преследования, исчезновения.